Начинается голосование. До 9 утра приходят в основном пенсионеры. Бюллетени падают в урну, на некоторых видно, за кого стоит голос – на то и прозрачная урна. Многим избирателям сложно опустить бюллетень в урну, потому что щель очень узкая. Отмечаю это про себя положительный момент – пачку бюллетеней сразу не опустить. В 9 утра получаю смс от приятеля, который подписался на трансляцию веб-камер: «Урны прозрачные не везде. В Осетии непрозрачные, зато там очень весело и шумно, а у вас скукота». Улыбаюсь и надеюсь, что скукота будет весь день.

Через некоторое время едет первая выездая группа: 5 человек голосуют на дому. С ними едет Юля, которая наблюдает от Прохорова. Нам показывают реестр (опять, думаю, хорошо – не список из собеса), я записываю последнюю фамилию. Через час возвращаются. Юля говорит «Все чисто и честно, пятеро проголосовало, все в порядке». Составляется акт, предъявляется нам. Последняя фамилия до сих пор последняя. Настроение отличное.

Вдруг выстраивается небольшая очередь с открепительными. Начинаем подозревать карусель, заглядываем через плечо, фотографируем очередь, контролируем паспорта – все в порядке. Я на всякий случай выхожу на улицу: автобуса или чего-то в таком духе нет.

На соседний участок приходит голосовать моя подруга с родителями. Мы перекидываемся парой слов, шутим. Мама подруги говорит: «Я пришла только для того, чтобы мой бюллетень не украли в пользу Путина». Я соглашаюсь и радуюсь, что нах-нах исчезает. Наивная многожды раз.

Приходит голосовать средних лет женщина с дочерью – юной красавицей. Председатель с ними здоровается, спрашивает как дела и как у дочери-красавицы проходит дальнейшая учеба в колледже. Очевидно, бывшая ее ученица. Дочь-красавица что-то рассказывает, они с мамой голосуют, потом говорят, что их папа сломал ногу и прийти не может. «Никогда не голосовал, а тут уперся – надо, говорит!» Председатель отвечает, что еще нет 14:00 и можно оставить заявление. Оставляют заявление и уходят.

Едет вторая выездная избирательная комиссия, с ними еду я. Нас трое. Василькова Екатерина Михайловна – смешливая круглощекая девушка и Бревнова А.Н. (к сожалению, не помню имени), члены комиссии с правом решающего голоса. Фото Васильковой у меня нет, зато я нашла ее учетную запись в Контакте. А вот Бревнова А.Н.:


В реестре 10 человек. Садимся в Hyundai Getz светло-зеленого цвета, номерной знак а114мм 178. Василькова Екатерина Михайловна за рулем. Объезжаем 9 пенсионеров и инвалидов и того папу со сломанной ногой. Василькова Екатерина Михайловна каждый раз честно выдает по одному бюллетеню, показывая мне, что он действительно один. Я смотрю и радуюсь, как все прекрасно. Одной старушке уже лет сто. Вся сгорбленная, голова не поднимается, руки трясутся. Ее родственник, тоже немолодой, говорит нам: «Девочки, дай вам Бог дожить до такого возраста и все еще хотеть голосовать». Знали бы вы, что будет с вашими голосами... Приезжаем в семью сломавшего ногу папы, тот голосует. Нам дают коробку конфет и шоколадку. Екатерина Михайловна отказывается, шутит «Взятка, с нами наблюдатель, что она подумает!» Я тоже шучу. Папа говорит: «Спасибо, что приехали, с восьмым марта, угоститесь там!» Берем шоколадки и уезжаем.

На участке тем временем все в порядке. Александр включил компьютер и сообщил, что в соседнем студенческом общежитии от РГПУ им. Герцена с участка выгнали всех наблюдателей вообще. Слава Богу, что у нас все так хорошо и спокойно.

Около 7 вечера на участке вдруг появляется молодой человек, что называется, крепкого телосложения. Бритый затылок. Садится на одно из мест наблюдателей и разворачивает «Аргументы и факты». Мы косимся на него и на председателя. Председатель говорит нам: «Это наблюдатель от СМИ». От «Аргументов и фактов», что-ли? Как говорится, не смешите мои подковы. Юля спрашивает: «Может, у него направление спросить?» Я совершаю первую ошибку и не фоторгафирую молодого человека, решив, что он у нас на виду и все равно ничего не сделает – бюллетеней не вбросит и все такое. И направление мы не спросили.

20.00, участок закрывается. Гасим неиспользованные бюллетени, проводим подсчет по книгам. Все сходится, все вписывается в увеличенную копию протокола. Председатель говорит: «Открываем стационарную урну». Я влезаю в разговор и требую сначала открыть переносные. Согласие, вскрываем переносные урны. Все в порядке, там 15 бюллетеней, как и должно было быть. Вскрываем стационарные урны, председатель сортирует бюллетени. Стою рядом и переживаю, что памяти в моей камере на мобильнике на все может не хватить, поэтому пока не включаю. Зато внимательно смотрю на бюллетени. Председатель не возражает. Все галочки на месте, все рассортировано
правильно. Есть смешные испорченые бюллетени: например, в одном проголосовано за Кургиняна:



Смотрю на рассортированные пачки: у Путина больше всех, но явно не половина. Много у Прохорова и Зюганова. Совершаю вторую ошибку – не фотографирую пачки.

Начинаем подсчет бюллетеней. Председатель говорит: «Можно считать пачку за пачкой, а можно одновременно». Я не верю своим ушам и думаю – началось. Поднимаю руку, протестую. Председатель говорит: «Решение о способе подсчета принимается комиссией коллегиально». Цитирую закон, конкретное положение, гласящее, что одновременный подсчет из разных пачек не допускается. Члены избирательной комиссии начинают говорить, что уже поздно и все устали, но председатель со мной соглашается и начинат считать первую пачку. Правда, не перекладывает бюллетени и не предъявляет ничего в веб-камеру. Я смотрю на галочки в бюллетенях и на ее руки. Все в порядке, подсчет правильный. Потом включаю камеру и снимаю то, как она не соблюдает правила перекладывания. Говорю себе «Ничего, счет-то верный, это самое главное».


Счет:

Жириновский – 64

Зюганов – 200

Миронов – 100

Прохоров – 432

Путин – 704


Всего выдано бюллетеней – 1526, включая выездное голосование. Радуюсь, что у нас на участке явно второй тур.


Пока я смотрела за галочками, выяснилось, что в увеличенную копию протокола количество голосов за каждого кандидата не внесено. Возмущаемся, секретарь тихо вносит туда данные результаты. Фотографирую. Все почти в порядке (кроме того, что правильные данные не были оглашены вслух и громко, то есть на веб-камере их нет. Это я сейчас понимаю...).


И тут я совершила третью, роковую ошибку – я расслабилась. Дело к полуночи, разослала смс-ки о том, как у нас все прекрасно, позвонила в штаб КПРФ и Ассоциацию наблюдателей Петербурга сообщить данные, короче, упустила итоговое заседание и председателя.

Прихожу в себя, когда из класса, куда скрылась председатель, вышли два члена комиссии и вынесли чем-то заполненные черные мешки для мусора. Теперь я понимаю, что в них были бюллетени и списки избирателей, не опечатанные и не подписанные наблюдателями, как это положено. Выходит председатель и со словами: «Сейчас вам выдадут копию протокола», уходит в неизвестном направление. Смотрю на стену и вижу, что увеличенной формы протокола там уже НЕТ. Ее сняли под шумок. Поворачиваюсь обратно и понимаю, что председателя тоже нет. Нет ни ее, ни зама, ни секретаря – остались наблюдатели, члены комиссии с совещательным голосом и Сергей – член комиссии с решающим голосом от КПРФ. Спрашиваю, знает ли кто, где председатель. Наблюдательница от Путина – девушка-нашистка – отвечает: «она пошла делать вам копии протоколов». Я начинаю злиться: «Мне все равно, ЧТО она пошла делать. Мне интересно КУДА она пошла – направо, налево, вниз по лестнице или вверх? И где ее искать?» Кто-то говорит, что видел, как она спускалась на этаж ниже. Спускаюсь бегом. Там почти путой коридор, только два молодых парня с соседнего участка 1106 – член комиссии с правом решающего голоса и наблюдатель - ищут своего председателя. Потом они суются в канцелярию, откуда их быстро выгоняют. Говорят мне, что оба председателя там, в обществе уже нескольких молодых людей, что называется, крепкого телосложения. Звоню Юле, рассказываю обстановку, прошу ее проследить за ситуацией на участке и говорю, что буду пасти председателя под дверью канцелярии. Стою, злюсь, но до конца пока всего не осознаю.

Открывается дверь канцелярии, выходят несколько «молодых людей» с бритыми затылками. Мне кажется, что среди них тот самый «наблюдатель от СМИ», появившийся на нашем участке на несколько часов до окончания голосования, но может, это и не так. Они же все на одно лицо, точнее, на один бритый затылок. Выходит председатель соседнего участка, Васинович Ирина Дмитриевна. Затем наш председатель. Я к ней: «Копия протокола!» Она мне вежливо советует: «Поднимайтесь на участок, сейчас вам выдадут копию», разворачивается и уходит по коридору. Я понимаю что вот он, тот самый момент, ради которого я прилетела из-за тридевяти земель, потратила отпуск, время, деньги, нервы и доказывала всем, что мне зачем-то надо влезать в эти выборы. И что все было не зря. И пошла за ней, а не на какой ни на участок.

Председатель идет впереди меня, ускоряя шаг. Я ускоряю шаг за ней и перехожу на бег. На мои окрики она, разумеется, не реагирует. В конце коридор дверь, несколько ступенек вниз, запасной выход. Председатель открывает запасной выход, а там ночь, школьный двор и машина. Та самая Hyundai Getz светло-зеленого цвета, номерной знак а114мм 178, на которой мы ездили в выездную избирательную комиссию. Наш председатель садится на заднее сидение, там тонированные стекла и ее не видно. На переднем пассажирском сидении – председатель соседнего УИК 1106 Васинович Ирина Викторовна, взгляд устремлен прямо перед собой, лицо каменное. Извините з качество, было темно:


А кто же за рулем? За рулем с таким же каменным лицом сидит та самая Василькова Екатерина Михайловна, та самая смешливая круглощекая девушка, которая везла меня в выездную комиссию и отказывалась взять шоколадку от папы со сломанной ногой, потому как это типа взятка, а с ней наблюдатель!!

Откуда ни возьмись появляются два парня с соседнего участка, которые поймали председаленей в канцелярии школы. Один пытается открыть дверь машины. Другой почти запрыгнул на капот, у него камера, он кричит что-то про уголовное преступление, статью и срок до 4 лет. Я вцепляюсь в боковое зеркало, машина трогается, но медленно, крепление зеркала противно хрустит в моих руках. Краем глаза вижу, что молодые люди крепкого телосложения с бритыми затылками опять появились в пое зрения. Понимаю, что ломать зеркало бессмысленно, а вот номера машины сфотографировать надо:




Возвращаюсь бегом на участок – что там? Мне навстречу бросается Юля, трясет какими-то бумагами и чуть не плачет: «Смотри, нам выдали протоколы! Посмотри на цифры!!!»

И вот цифры «протокола»:

Жириновский – 16

Зюганов – 97

Миронов – 98

Прохоров – 76

Путин – 1147



Всего выдано 1436 бюллетеней, в том числе выездной комиссией.


Бюллетеней выездного голосования стало 24 (было 15). Не понимаю, зачем им увеличивать количество проголосовавших на дому?


Иду на соседний участок 1106. Там такая же ситуация, только увеличенная копия протокола в ходе подсчета голосов заполнена не была и ее со стены не сняли – незачем. Так и висит, сиротка:


Настоящие цифры записаны у наблюдателей в блокнотах. Вот они:

УИК 1106

Жириновский 42

Зюганов ок.200

Миронов ок. 100

(цифры Зюганова и Миронова они записали примерно)

Прохоров 347

Путин 501


И выданные на руки «протоколы»:


УИК 1106

Жириновский – 20

Зюганов – 90

Миронов – 78

Прохоров – 56

Путин – 978


Рассматриваю свой протокол и понимаю, что заверена копия неправильно. Как минимум не указано время выдачи копии, кроме того, никто за получение нигде не расписывался. Потом начинаю нервно смеяться, потому что ну какое значение имеет правильное заверение, если это все лягушачья бумажка?

Присматриваюсь к протоколам и понимаю, что почерк на обоих уж больно похож. То есть цифры еще написаны по-разному, а текст явно одной и той же твердой рукой школьного учителя. Смотрю дальше – протоколы не подписаны. Вместо подписи-закорючки – слово «подпись» у всех, кроме председателя, на нашем участке, и всех, кроме зампреда, на протоколе соседнего участка. На нашем участке Сергей – тот самый член комиссии от КПРФ – вообще ничего не подписывал. На месте его подписи просто пустота. Еще и фамилию переврали.


На участке 1106 напротив фамилии того парня, который искал председателей в канцелярии, тоже нет ничего – пустота. Оказалось, что он друг Сергея и в соседние комиссии они пошли специально вместе.

Спрашиваю у Юли: «А кто дал протоколы»? Она говорит: «Я толком не помню, как звали человека, тут такой стресс был... Но это кто-то с соседнего участка». Какого черта копии наших протоколов выдает дядя с чужого участка? Понимаю, что это уже неважно. Протоколов выдали целую кучу, штук десять, бегом, без реестра и подписи за получение. Бери не хочу.

Вдруг мне становится страшновато, потому что я понимаю, что молодые люди крепкого телосложения могут и вернуться, как только отконвоируют председателей в ТИК. Начинаю всем говорить, чтобы собирали документы и выходили. «Куда же мы пойдем?» «Какая разница? Хоть в ближайший кабак, главное – уйти отсюда» «А ты думаешь, что они вернутся?» «Не знаю, но проверять на себе не хочу». Собираем все, выскакиваем на улицу. Час ночи. Нас пятеро человек. Отправляю мужу, оставшемуся в Женеве, короткую малоцензурную смс. Ответ «держись, береги себя». Понимаю, что все только начинается.

Приходим в ближайший бар, нам в телевизоре сначала показывают что-то про выборы, потом ставят Шнура «Выборы выборы». Мы громко объвляем двум или трем посетителям все, что думаем по поводу выборов, цитируем цифры. Нам понимающе кивают и вежливо просят быть потише. Садимся за стол, заказываем пепси-колу и звоним во все штабы и колл-центры. Пищем жалобы в ТИК. Друг Сергея, Юля и еще одна наблюдательница собираются идти в ТИК пешком, потому что машины ни у кого нет. Даю им тысячу рублей и говорю, что вызову такси. Когда жалобы готовы, приезжает представитель КПРФ, берет по копии «протокола», записывает настоящие цифры. Рассказывает о том, как только что пас машину с тонированными стеклами, увозившую в ночь председателя еще одного участка нашего района. Машина приехала к ТИКу и двадцать минут стояла с выключенными фарами, надеясь, что представитель КПРФ уедет. При этом за тонированными стеклами был включен фонарик и что-то переписывалось.

Жалобы в ТИК по поводу обоих участков готовы. Друг Сергея, Юля и еще одна наблюдательница отдают мне мою тысячу и едут в ТИК с представителем КПРФ. Звонят оттуда и говорят, что ТИК осаждают такие же, как они, тряся жалобами и текстами законов, при этом внутрь никого не пускают. Жалобу подать невозможно. В КПРФ говорят – пишите акт и жалобу в ГИК. Юристы колл-центра (уже не знаю какого) говорят то же самое. Мы сидим в баре с Сергеем и понимаем, что сделать ничего больше сегодня нельзя. Акт и жалобы будем присать в понедельник. Будем подавать жалобу и в прокуратуру, лично на председателя Артюхину Елену Александровну. Пока вбиваем все данные в «Сводный протокол», «РосВыборы», «Гражданин Наблюдатель», «Гракон».

Приезжает друг Сергея из ТИКа. Им обоим по 18 лет. Они спрашивают меня, как можно уехать из этой страны. Что я им скажу? Что я сама уехала по совершенно другим причинам, никак не связанным с политикой, и по тем же причинам не вернусь сюда жить? Что я не патриот в том смысле, что не кинусь грудью на амбразуру за идею, но буду пытаться сделать все, что в моих силах, в каждой конкретной ситуации? А с другой стороны что при нашей активности мы не сохранили голоса – ни пенсионеров, ни моей подруги и ее родителей, никого?

Просто голосовать абсолютно бесполезно. Надо, чтобы как можно больше людей сами сходили наблюдателями и членами комиссий, и сами все увидели.